Когда придёт в Россию человек,

который бы не обманул России?

В правительстве такого чина нет,

но, может быть… когда-нибудь… впервые…

А что он сможет сделать лишь один?

Как столько злоб в согласие он сложит?

Мы ни за что его не пощадим,

когда он лучше сделать нас не сможет.

А как он лучше сделается сам.

когда обязан, как бы ни обрыдло,

прислушиваться к липким голосам

элиты нашей липовой и быдла?

Здесь уж быть должен медленен, но быстр.

Как сделать, чтобы бомбы или пули

прицельно попадали лишь в убийц,

а всех детей и женщин обогнули?

Как сохранить свободу и терпеть

нахальную невежливость свободы?

Взять в руки крепостническую плеть?

Но выпоротый слабо пишет оды.

Как не звереть, матрасы распоров,

не рыться в каждой люльке, в каждом гробе?

Казнить больших и маленьких воров?

Россия станет, как пустыня Гоби.

Кровь Углича, Катыни, Колымы размыла честь.

Никто не наказуем.

Собою обесчещенные, мы

по честности, но лишь чужой, тоскуем.

Не раздавать бы детям леденцов,

а дать бы горькой памяти последки,

когда над честной бедностью отцов

смеются, как над глупостью, их детки.

А вдруг придёт в Россию человек,

не лжемессия с приторным сияньем,

а лишь один из нас, один из всех,

и не обманет – мы его обманем?

Когда придёт в Россию человек?

Когда… когда все будут человеки.

Но всё чернее и чернее снег,

и всё отравленней и мы, и реки.

И тёмная тяжёлая вина

лежит на мне и на кремлёвском троне,

и даже – да простит меня она! –

на нищей солженицынской Матрёне.

Не хлеба – человека недород

в России, переставшей ждать мессию.

Когда придёт в Россию тот народ,

который бы не обманул Россию?